Ой-ты, левада-степь…. Результат, конечно, позорный. Он показывает, если, конечно, является достоверным, что наш массовый человек даже приблизительно себе не представляет хода русской и всемирной истории, не понимает подлинного размаха тех или иных исторических личностей. Недалеко, впрочем, от масс ушли и социологи, позволившие в одном опросе смешать политиков, военных, писателей, ученых, значение которых измерить на одних и тех же весах попросту невозможно. Фактически это список лиц, у которых есть громкий пиар, где охотно называют Эйнштейна, создавшего громко раскрученную, но до сих пор абсолютно практически бесполезную теорию, но никто вам не назовет Флеминга, чьему пенициллину обязаны жизнью миллионы, если не миллиарды людей в ХХ веке.

Но, конечно, полный позор, что в 2017 году почти половина опрошенных у нас уверенно ставит на первое место в русской и мировой истории Сталина. Понятно, что Генералиссимус тут выступает в функции эпического, почти мифического героя, когда подробности и реальные заслуги уже никому не важны. Сталин кажется нашим людям тождественным «сильной России, с которой считаются во всем мире». И эта сила оправдывает всё — миллионы загубленных русских людей, от великих ученых до простых крестьян, взорванные церкви и замученных священников, ободранную до липки деревню… Всё списывается и оправдывается формулой Исаака Дойчера: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил её с ядерными реакторами», которую вместо сомнительного троцкиста обычно переписывают на Черчилля и вместо реакторов называют атомную бомбу.

Иными словами, Сталин рассматривается в нашем сознании как архитектор невероятного для нашей страны величия, созданного мощным индустриальным скачком и подтвержденного победой в Великой Войне. И это величие списывает превращение страны в ад кровавого террора.

Но насколько, если не говорить пока о мифологическом или эпическом сознании, а об историческом факте, справедливо превознесение нашими согражданами и социологами Сталина на место главного человека в мировой истории? Мне никогда не был присущ истеричный антисталинизм, я даже неоднократно публиковал работы с призывами отказаться от карикатурно-нигилистической оценки вклада Сталина в победу нашей страны в Великой Войне. Тем более я противник того, чтобы отождествлять со Сталиным Россию на том основании, что Сталин совершал ужасные злодеяния, отказывать в признании нашего народного подвига и требовать от нас «репараций», «территориальных уступок» и прочей мерзости. Меня абсолютно не волнует неприязнь к Сталину со стороны других стран и наций — русский народ перед ними ни в чем не виноват.

Всё что меня действительно волнует — это место Сталина в истории русского народа. И именно здесь, благодаря шумливой деятельности «национал-сталинистов», доходящей до изображения Сталина на иконах, роль этого исторического персонажа гипертрофируется бесконечно. Уже, оказывается, не он выиграл, что русский народ сохранил ему лояльность в дни катастрофы 1941 года, как говорил в своем знаменитом тосте за русский народ сам фигурант. Напротив, это Сталин оказал русскому народу великую честь и великую милость, соизволив поруководить им, его порасстреливать, поссылать пахать вечную мерзлоту, потерять в котлах и поморить голодом. Это мы, русские, якобы не достойны своего мессии — Сталина.

Эта разнузданная, гипертрофированная пропаганда, отравляющая умы наших соотечественников, порой уже превосходит по своей наглости прижизненный культ Вождя. А для того, чтобы пьедестал был повыше, к его подножию складывают то мифы о недоразвитой жалкой царской России, то повторную клевету на давно уже оправданных «органами» и никогда не обвинявшихся ни народом, ни историей жертву. Уже мажут дегтем и грязью и самых великих из жертв, как академик Вавилов, и возносят вновь во славу самых стыдных персонажей типа Лысенко, лишь бы оказался незамаранным светлый лик.

По этой причине приходится снова разбирать вопрос не о Сталине-мифе, а о Сталине — персонаже всемирной истории, и задаваться вопросом о степени и характере его величия.

Первым камнем в фундаменте сталинского пьедестала является тема Индустриализации. Якобы отсталая при ничтожных царях Россия совершила при генсеке невероятный скачок в промышленном развитии, вырвалась на передовые позиции в мире и благодаря этому стала победительницей Гитлера и сверхдержавой.

Этот тезис — ложь сразу в нескольких отношениях. Во-первых, царская Россия не была отсталой страной ни в индустриальном, ни в военно-промышленном отношении. Эта страна динамично развивалась, и нет никаких оснований предполагать, что достигла бы меньшего уровня индустриального развития нежели тот, что был достигнут СССР к 1939 году. Советские учебники гипнотизировали нас, маленьких детей, диаграммами промышленного роста по сравнению с «Россией в 1913 году». И никто не задавался вопросом: «А, что, не будь революции Россия так бы и осталась на уровне 1913 года»? Еще один наивный вопрос, который никто никогда так и не задал советским учителям истории: «Если царская Россия была промышленно отсталой страной, то откуда же в ней взялся рабочий класс, авангардом которого назначила себя Партия Большевиков»?

Индустриализация в России началась в 1890-е годы, во многом благодаря энергии графа Витте, последователя великого немецкого экономиста Фридриха Листа, теоретика производительных сил (именно у него украл этот термин Маркс) и протекционизма. Деятельным соратником Витте был Д.И. Менделеев, не только химик, но и организатор нашей нефтяной промышленности, выдающийся экономист — продолжатель протекционистских идей Листа. Пользуясь полной поддержкой государей Александра III и Николая II, Витте добился впечатляющего промышленного скачка, хотя многие и упрекали его в том, что этот скачок чрезмерно перенапрягал силы крестьянской России, что отразилось в ходе мятежей 1905-1906 года, совпавших с циклическим экономическим кризисом в мировой системе. С 1909 года в России начался новый экономический подъем и новая волна индустриализации, связанная с именем П.А. Столыпина. Столыпинский подход был более щадящим деревню, чем виттевский, деревня из донора экономики превратилась в соучастника и совыгодополучателя индустриализации. Великая война, несмотря на чрезвычайность условий, еще подхлестнула военно-промышленное развитие страны. И лишь революция, большевистский военный коммунизм, гражданская война привели к чудовищной разрухе, скатившей страну практически в каменный век. И Сталин как член большевистского руководства нес за это прямую ответственность.

Понятно было, что Россия, если хочет остаться великой державой (а, значит, и защитить коммунистическую диктатуру от внешнего свержения), не могла оставаться на том дне, куда её столкнул большевизм. Так вызрела идея продолжения индустриализации, уже на коммунистической основе и под новой властью. Никакого сталинского новшества в этой идее не было — во-первых, потому что при царе индустриализация шла уже четверть века, а, во-вторых, индустриализацию предлагали все борющиеся большевистские группировки. Сталин может быть назван внесшим вклад в индустриализацию только в том отношении, что изобрел новый её метод — индустриализация не за счет напряжения сил деревни, как у Витте, не за счет тотального экономического ограбления её, как предлагали Троцкий и Пятаков. Сталинская индустриализация пошла за счет физического уничтожениярусской деревни, за счет сгона в колхозы, карательных акций, массовой ссылки, голода и террора. Да, такого метода индустриализации до тех пор в мире не знали нигде и отлично без него обходились, как обходилась царская Россия. Однако может ли считаться изобретение каннибализма вкладом в кулинарию? Очень сомнительно.

В пользу Сталина, конечно, можно указать, что он сумел очень благоприятно сочетать кровавое выжимание средств на индустриализацию с использованием мировой конъюнктуры — весь мир был погружен в Великую Депрессию, и потому рынок был наполнен дешевыми импортными станками, тракторами, не знавшими куда себя применить американскими инженерами. Сталинская индустриализация в этом смысле обошлась СССР дешевле, чем если бы она осуществлялась на пике всемирного делового цикла. Но только при этом забывается, что и русский хлеб, и весь русский экспорт стоили дешевле. И чтобы экономически окупаться, советская индустриализация нуждалась не просто в дешевом, а в рабском рабочем труде и в голоде, который был прямым следствием попытки Сталина в 1930-1931 гг. захватить монополию на мировом зерновом рынке. А так как цены на этом рынке в ходе мировой депрессии непрерывно падали, то, чтобы хотя бы расплачиваться по кредитам, СССР вынужден был наращивать объемы вывода зерна, физически убивая своих граждан голодом и террором.

В 1929 году СССР вывез 1,3 млн тонн зерна по цене 68 долларов за тонну и получил 88 млн долларов. В 1930 СССР вывез 4, 8 млн тонн зерна по цене 45-60 долларов за тонну и получил великолепные 288 миллионов долларов. Казалось, что колхозный террор себя оправдывает, а средства на индустриализацию найдены. Однако в октябре 1930 года цены на зерно в мире рухнули и, вывезя в 1931 году 5,2 млн тонн, ограбив деревню дочиста, Сталин получил жалких 72 млн долларов. При этом вызванный коллективизацией массовый исход крестьян в города требовал наращивания хлебозаготовок и для внутреннего рынка. На фоне почти повсеместного падения урожайности зерновых в 1931-1932 годах это привело к ужасному голоду, который украинские националисты пытаются присвоить только себе, именуя «голодомором» и «геноцидом», в то время как Кубань и Поволжье пострадали ничем не меньше.

Великий вклад Сталина в индустриализацию состоял в том, что впервые в истории человечества рабский труд был положен в основу не античной, не плантационной, а непосредственно индустриальной экономики. Сталин превзошел египетских фараонов — ведь это только в советских учебниках пирамиды строили рабы. На деле — рабочие команды крестьян, участвовавшие в строительстве колоссальных сооружений, получали неплохую по древнеегипетским меркам оплату и содержание. Сталину удалось показать, что южные рабовладельцы смогли бы индустриально конкурировать с промышленным Севером, если бы отказались от своего патерналистского отношения к рабам и вместо плантаций отправили бы их под присмотром жестоких надсмотрщиков строить заводы, дороги, рудники…

Достигнутая за счет сверхпринуждения и террора дешевизна труда привела к тому, что СССР и в самом деле оказался способен осуществлять проекты, которые в царской России признавались экономически нецелесообразными, например, соединение кузнецкого угля и уральской руды — Магнитка. В условиях, когда ведущим производственным фактором был капитал, такие проекты не окупались. Русская историческая модель индустриализации была капиталоемкой — Морозовы, Рябушинские, Терещенки, Путиловы, Коноваловы закупали дорогостоящую технику, зачастую более передовую, чем в соседней Германии. Российско-американский экономист Александр Гершенкрон говорил в этой связи о преимуществах позднего вхождения в индустриализацию.

Большевики раздолбили старую русскую промышленность в хлам. Но Вождю и Учителю удалось победить законы экономики — ведущим производственным фактором на индустриальных стройках социализма, а также при строительстве северных каналов и железных дорог через мерзлоту, стал труд. Рабский труд. И экономическая рентабельность большинства промышленных проектов резко повысилась. Теперь эшелон зеков заменял дорогостоящую технику, экономя капиталы дважды. Во-первых, на новую технику, во-вторых, на содержание самих рабочих.

Тот же принцип выведения труда на роль первого производственного фактора и сокращения роли капитала Сталин стремился применять во всем, включая науку. «Шарашка» и угроза ареста оказались гораздо более эффективным (по крайней мере, краткосрочно) стимулом научно-технического роста, чем немецкая колбаса и американские дома с бассейнами. Жаль, что биология не механика, даже угрозой расстрела Вавилов бы не смог заставить хромосомы пшеницы яровизироваться, а потому был уничтожен в пользу шарлатана Лысенко, который обещал распространить сталинскую трудовую дисциплину и на растения…

Может ли внесение в сокровищницу мировой индустриальной мысли принципа превосходства принудительного труда над капиталом считаться достаточным для внесения Сталина на первое место в перечень величайших деятелей русской и мировой истории? На мой взгляд, все-таки нет. У России имелась собственная, дававшая отличные результаты, модель индустриализации, которая формировала промышленно развитую экономику, встроенную в реальные условия мировой экономической системы. Конечно, она была не без слабостей, в ней можно справедливо найти элементы финансовой зависимости. Но что если СССР находился во время и после индустриализации в той же кредитной зависимости, только тщательной скрываемой? Подсчеты профессора Катасонова показывают, что всех экспортных доходов СССР, награбленного у Церкви и населения золота, выручки от продажи картин, не могло хватить на покрытие советского импорта оборудования. А, значит, СССР систематически приходилось прибегать к внешним кредитам (о чем неоднократно заявляет в переписке и сам Сталин). То есть тут Вождь отличался от Царя только тем, что свои долги скрывал от масс.

Война застала Сталинский СССР еще с незаконченной индустриализацией, с зависимостью от внешних поставок по множеству категорий оборудования, в долгах как в шелках, с истребленной или посаженной значительной (и зачастую лучшей по умственным и деловым качествам) частью населения, с уникальной индустриально-рабовладельческой экономикой. Любой органический вариант развития, в особенности «столыпинский» его вариант давал России, конечно же, куда лучшие исторические перспективы.

Но, быть может, Советский Союз при Сталине овладел какими-то уникальными технологиями, которыми не могла овладеть старая Россия? Как бы не так. Ядерные реакторы, конечно, Сталин и в самом деле оставил в наследство, сэкономив на рабском труде при строительстве ядерных объектов и ядерном шпионаже те миллиарды, которые потратили на манхэттенский проект США, и которых у СССР не было (упаси Бог меня упрекать Сталина в этом шпионаже — напротив, это одно из лучших и невиннейших его достижений, которое обошлось жизнью лишь двоим — супругам Розенбергам, а спасло жизни миллионам).

Но вот, к примеру, Сталин все свое правление мечтал о советских линкорах. И ни разу СССР программу строительства крупных надводных кораблей не удалось довести до конца. Ленинград в Войну защищали своими орудиями царские линкоры «Гангут» и «Петропавловск», построенные адмиралом Григоровичем на средства, выбитые у Думы Столыпиным. О том, чтобы у СССР появился в то время авианосный флот — речи и не шло.

В источник бесконечных страданий конструкторов, строителей и летчиков превратилась история советских истребителей сталинской поры, что в итоге сам Вождь признал после войны массовыми посадками ответственных за военный авиапром («авиационное дело»). Да и в области бомбардировочной авиации — достаточно вспомнить создание методом «обратной разработки» советского Ту-4 как копии американского B-29.

Эти примеры говорят не о мифической отсталости России. Напротив, за счет того, что Россия не была отсталой страной, за счет того, что в ней был накоплен огромный интеллектуальный и технический потенциал, страна смогла пережить эмиграцию, истребление ученых и инженеров, дикости рабовладельческой системы, и выйти все-таки к новым техническим горизонтам. Но почти все эти новые горизонты открыли люди «старой школы». Крупные советские ученые, конструкторы атомной и ракетной техники, они были почти исключительно выходцами из «классово чуждой» дореволюционной интеллигенции, выучившимися еще до революции или в 1920-е годы, когда старый фундамент образования не был окончательно разрушен. Не будь этих кадров, оставить страну с ядерными реакторами у Сталина не было бы ни малейшей возможности. Но ровно с теми же реакторами имел полную возможность оставить Россию к тому же сроку император Алексей Николаевич или Михаил Александрович…

Кстати о сохе, с которой Сталин «принял Россию». Сталин действительно принял Россию с сохой… от Ленина. Который ухватил её за шкирку, потерявшую царя, при котором она была страной с автомобилями, броневиками, аэропланами Сикорского, первыми авианосцами, линкорами и даже проектами танков. Однако правда состоит в том, что приняв от Ленина Россию с сохой, Сталин её же с сохой и оставил. В 1953 году сохой пахали точно так же, как и в 1924-м. И это не всегда было плохо, для некоторых типов почв соха у нас предпочтительней тяжелого плуга. Так или иначе, измерить путь сталинской эпохи сохой и ядерным реактором — значит очень сильно упрощать действительность.

Не будем, впрочем, грешить и клеветать, что все достижения сталинской поры были достигнуты исключительно за счет людоедства и уничтожения собственного народа. После войны дома и промышленные объекты строили в СССР, по все той же рабовладельческой модели, пленные немцы, избранные граждане СССР рассекали по московским улицам на опелях, переименованных в «Москвичи», поправляя на носу неплохие цейссовские очки. У сталинской индустриализации появился новый материальный и моральный ресурс — победа. И именно её наши сограждане заслуженно ставят Сталину в величайшие достижения.

Победитель в величайшей войне в истории разве не может быть признан величайшим человеком в истории? Об этом и поговорим в следующий раз.