Президент: Большое вам спасибо. Хочу начать с того, что на должность министра труда я предложил Алекса Акосту. У него диплом юридического факультета Гарварда, он был великолепным студентом. Бывший помощник судьи Сэмюэла Алито (из Верховного суда — прим. пер.). Он сделал великолепную карьеру. Он — член Национального совета по вопросам трудовых отношений, он три раза проходил утверждения в Сенате, был утвержден, хорошо, очень хорошо себя показал. Так что я пожелал Алексу всего наилучшего. Мы только что разговаривали. И он будет… я думаю, он будет замечательным министром труда.

А еще, как вы наверняка уже слышали, бывший конгрессмен Мик Малвани только что утвержден в должности директора Административно-бюджетного управления. Вынужден сказать, утвержден с запозданием на несколько недель. Я думаю, он станет фантастическим пополнением. Пол Сингер просто ушел (инвестор, в прошлом году распродал свои активы — прим. пер.). Как вы знаете, Пол активно участвовал в кампании против Трампа — как они говорят, «Трамп — никогда». Так вот, Пол ушел, и выразил нам полную поддержку. Все дело в сплочении. Мы сплачиваем партию, и есть надежда, что мы сумеем сплотить страну. Для меня это очень важно. Я говорю об этом уже давно, это очень и очень важно для меня. Поэтому я хочу поблагодарить Пола Сингера за то, что он здесь, за то, что он пришел. Он был очень сильным оппонентом, а теперь он — очень сильный союзник. Я это ценю.

Думаю, я скажу несколько слов, а потом отвечу на некоторые вопросы. Мы ведем переговоры о самых разных сделках в целях экономии средств на контрактах, которые были просто ужасны. Это контракты по самолетам, они вышли из-под контроля, выполнялись с опозданием и были ужасны. Просто полная катастрофа в плане того, что там творилось. И мы проделали действительно хорошую работу. Мы этим очень гордимся.

Ну вот, прямо после этого готовьтесь задавать вопросы. Я отвечу на них, если вопросы будут. Всякое бывает.

Я пришел сюда рассказать американскому народу о невероятном прогрессе, достигнутом за четыре недели после моей инаугурации. Мы добились невероятных успехов. Думаю, у нас не было президента, который за такое короткое время сделал бы так много, как сделали мы.

Новый опрос Rasmussen. Люди все понимают, а вот значительная часть СМИ — они не понимают. На самом деле, они его получили, но не пишут о нем — давайте скажем так. Но новый опрос Rasmussen был проведен совсем недавно, и он показал, что рейтинги популярности у нас достигают 55% и постоянно растут. Как вы знаете, рынок ценных бумаг бьет рекорды. В деловом мире бурно растет оптимизм, но для меня это означает не то, что раньше. Раньше я просто думал, как это хорошо. А теперь думаю, что это хорошо для занятости. Это совсем другое дело. Заводы и фабрики уже начинают переезжать обратно в США, и среди них немало предприятий высшей лиги — Ford, General Motors.

Я обращаюсь напрямую к американскому народу в присутствии СМИ, и это для меня большая честь, потому что многие репортеры и люди в нашей стране не скажут вам правду. Они не хотят относиться к прекрасному народу нашей страны с тем уважением, которое он заслужил. Надеюсь, что в будущем мы станем немного другими, может, научимся ладить, если такое возможно. А может, нет. Ну и ладно.

К сожалению, значительная часть средств массовой информации в Вашингтоне, а также в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, говорит не от имени народа, а от имени групп с особыми интересами, от имени тех, кому выгодна эта совершенно очевидно подорванная система. Пресса стала настолько бесчестной, что если мы не будем об этом говорить, мы окажем очень плохую услугу американскому народу. Очень плохую услугу. Мы должны честно говорить о том, что происходит, должны выяснить, что происходит. Уровень бесчестности прессы вышел из-под контроля.

Я баллотировался в президенты, чтобы представлять интересы граждан нашей страны. Я здесь для того, чтобы изменить нарушенную систему, дабы она служила семьям и обществу. Я говорю, я реально говорю об этой укоренившейся структуре власти. Мы говорим об этой структуре власти, о том, как она окопалась. А в результате СМИ занимаются тем, чем они занимаются довольно часто. Не все время — я должен сказать, что некоторые средства массовой информации просто фантастические, честные и замечательные. Но большая их часть — они все искажают. И мы говорим об этом, а вы сможете задать мне об этом вопросы.

Но мы этого не допустим, потому что я намерен говорить напрямую с народом. Как вы знаете, наша администрация унаследовала множество проблем в государстве и по всей стране. Честно говоря, мне в наследство достался бардак — бардак дома и за рубежом. Бардак. Страна теряет рабочие места. Вы видите, что происходит со всеми этими компаниями, как они уходят из страны — уходят в Мексику, в другие места, где низкие расходы, низкие зарплаты. Огромная нестабильность за рубежом, куда ни посмотри. Ближний Восток, катастрофа. Северная Корея, мы ею займемся, ребята. Мы займемся всем этим. Я просто хочу еще раз сказать, что мне в наследство достался бардак.

С самого первого дня наша администрация занялась решением этих проблем. В иностранных делах мы уже начали чрезвычайно продуктивные переговоры со многими зарубежными лидерами, и вы это широко освещали. Делаем мы это в целях продвижения к стабильности, безопасности и для достижения мира в самых неспокойных регионах, которых немало.

Мы провели великолепные переговоры и встречи с Британией, Израилем, Мексикой, Японией, Китаем и Канадой. Действительно, это были очень продуктивные переговоры. Я бы сказал, намного более продуктивные, чем вам кажется. Мы даже создали новый совет вместе с Канадой по поддержке и продвижению женщин из среди предпринимателей и руководителей бизнеса. Это очень важно для меня и для моей дочери Иванки.

Я дал указание нашему оборонному ведомству, которое возглавляет великолепный генерал, а теперь еще и министр, Мэттис, чтобы оно представило план по разгрому ИГИЛ (запрещенная в России организация — прим. пер.) — группировки, которая убивает и пытает людей на больших территориях в разных районах мира. Это была маленькая организация, а теперь она расширилась и действует в разных регионах мира. Она распространяется, как раковая опухоль. ИГИЛ распространяется, как раковая опухоль. Вот еще один бардак, доставшийся мне в наследство.

Мы ввели новые санкции против Ирана, который использовал прежнюю администрацию в своих интересах и к собственной выгоде. А ведь это главный спонсор терроризма в мире. Мы не остановимся, пока эта проблема не будет решена. Это одно из худших соглашений, которые я видел.

Я приказал разработать планы масштабной перестройки в вооруженных силах США. Сенат меня в этом полностью поддержал. В целом меня поддержал и Конгресс. Мы проводим эту перестройку в надежде на то, что никогда не будем использовать свою армию. И я вам скажу: я буду счастлив, если нам никогда не придется ее использовать. У нашей страны никогда не было такой армии, какую мы собираемся создать. У нас в армии служат лучшие люди на свете, но у них нет необходимой техники и оружия. А то, что есть, устарело. Я говорил об этом при каждом удобном случае. Армия истощена, истощена. Но это продлится недолго.

На мой взгляд, одна из причин, по которой здесь стою я, а не кто-то другой, — это моя убежденность и мои заявления о том, что нам нужна сильная армия. Нам также нужны сильные правоохранительные органы. Поэтому мы не будем отправляться за рубеж в поисках войн. Мы хотим мира, но это будет мир, обеспеченный силой.

Внутри страны мы приступили к выполнению колоссальной задачи — вернуть государство обратно народу, чего не было уже много-много лет. Осуществляя все эти действия, я выполняю свои обещания, данные американскому народу. Обещания, данные во время предвыборной кампании. Некоторые люди удивлены, что мы возводим прочные границы. Но я говорил об этом около полутора лет — о прочных границах. А они удивляются: «Ой, вы возводите прочные границы». Но ведь я говорил об этом и прессе, и всем остальным.

Политики долгие годы давали вам одно обещание за другим, чтобы вы их избирали. Они лгут американскому народу, чтобы их выбрали. Наверное, кое-что из того, чем я занимаюсь, не очень популярно, но это необходимо для безопасности и по другим причинам. А они приезжают в Вашингтон и преследуют свои собственные интересы, которые многим политикам важнее всего остального.

А я делаю то, что обещал. Я делаю это. Я показываю это американскому народу. Я получил 306 голосов выборщиков. А не должен был получить и 222. Мне говорили, что я ни в коем случае не получу 222, а 230 это вообще нереально. 270, которые нужны, чтобы пройти, — это вообще вызывало у них смех. А мы получили 306, потому что люди вышли и проголосовали так, как они не делали никогда прежде. Вот так. Я думаю, мы получили самое большое количество голосов от коллегии выборщиков со времен Рональда Рейгана.

Иными словами, средства массовой информации пытаются нападать на нашу администрацию, так как знают, что мы выполняем данные обещания, а они по каким-то причинам недовольны этим. Но многие люди довольны. В пять часов в субботу я буду в Мельбурне, штат Флорида, и я слышал, что там соберутся огромные толпы желающих меня послушать.

Я включаю телевизор, беру газеты и вижу новости о хаосе. Хаос! Но все как раз наоборот. Эта администрация работает, как точно настроенные часы, хотя я не могу добиться утверждения моего кабинета, а это выдающиеся люди. Например, сенатор Дэн Коутс, один из самых авторитетных людей в Сенате, — его не утверждают. Почему вы его не утверждаете? Он — ваш коллега, очень уважаемый человек, замечательный, великолепный, и все это знают. Но утверждения так пока и нет.

Так что у нас прекрасная команда, которая работает очень упорно и напряженно. Но этих людей представляют в ложном свете, и мы не можем этого допустить. А демократы — надо взглянуть, где они сегодня. Единственное, что они делают, — это вставляют палки в колеса, они колоссально все испортили, поверьте мне.

Давайте я перечислю некоторые дела, которые мы сделали за очень короткое время. Сделали без кабинета. Опять же, все эти дела — они из обещаний, которые я дал американскому народу. Поэтому мы вкратце пройдемся по некоторым из них. А на следующей неделе нас ждет множество новых событий, как и в дальнейшем. Мы вышли из катастрофического, убивающего рабочие места соглашения, известного как Транстихоокеанское партнерство. Мы будем заключать торговые соглашения, но это будут сделки один на один, двусторонние сделки. Мы будем заключать двусторонние сделки.

Мы распорядились аннулировать нормы и правила, которые ослабляют промышленное производство. Мы призываем в ускоренном порядке утвердить разрешения, необходимые Америке и американской инфраструктуре, куда входят заводы, оборудование, дороги, мосты, фабрики. Люди ждут разрешения на строительство предприятий по 10, 15, 20 лет, а им в итоге отказывают. Они хотят получить разрешение, лицензию, но на это уходит много, много лет. Они тратят миллионы долларов на ерунду, а, в конечном итоге, в конце пути им отказывают. Теперь этим людям могу отказать я, но это будет быстрый отказ. Ждать много лет не понадобится. Но в основном это будут разрешения. Мы хотим строить заводы, мы хотим строить фабрики, мы хотим создавать рабочие места. Мы не хотим, чтобы эти рабочие места уплывали в другие страны.

Мы запретили принимать на работу новых второстепенных работников федеральных органов. Мы ввели временный мораторий на новые федеральные нормативные акты. Два старых акта необходимо аннулировать. Это разумно. Ни у кого еще не было таких норм и правил, какие будут у нас. Поезжайте в другие страны, посмотрите на тамошние предприятия. Попросите посмотреть их нормативные акты. Их там очень мало, малая доля от того, что есть у нас. Нормы и правила нужны, потому что нам нужна техника безопасности, нужна надежная охрана окружающей среды. Для меня это очень важно. Но не надо, чтобы один и тот же вопрос рассматривался в четырех или пяти нормативных актах.

Мы встали на защиту мужчин и женщин из правоохранительных органов, мы даем указания федеральным ведомствам, чтобы защитить их от преступного насилия. Мы отдали распоряжение создать специальную рабочую группу для борьбы с насильственными преступлениями в Америке, в том числе там, где сложилась ужасная ситуация в бедных кварталах, — взгляните на Чикаго и другие города. Это ужасно. Мы отдали распоряжение Министерству внутренней безопасности и юстиции совместно разработать план по уничтожению преступных картелей, которые завозят в США наркотики. Мы превращаемся в нацию, напичканную наркотиками. Наркотики становятся дешевле конфет. Мы не позволим, чтобы это продолжалось.

Мы приняли самые серьезные за многие годы меры по защите наших границ, чтобы наша страна и наши налоговые доллары были в безопасности. А теперь мы приступаем к строительству обещанной стены на южной границе. Вчера встречался с генералом, а ныне министром Келли (министр внутренней безопасности Джон Келли — прим. пер.), и мы запустили этот процесс. Это будет великая стена, это будет стена, о которой я договорился. Ее стоимость снизится, как и на все остальное, о чем я договорился с правительством. И эта стена даст результат. Она будет не такой, как сейчас, потому что сегодня преград либо не существует, либо они являются просто насмешкой.

Мы распорядились закрутить гайки городам, отказывающимся исполнять федеральные законы и укрывающим преступных мигрантов. Мы приказали покончить с практикой, когда людей ловили на границе и тут же отпускали. Никого больше отпускать не будут, кем бы ни были эти люди. Мы начали общенациональную кампанию по депортации преступных элементов из числа иностранных граждан, членов банд, наркоторговцев и всех прочих, кто представляет угрозу общественной безопасности. Мы спасаем жизни американцев каждый божий день. Судебная система не облегчает нам эту работу. Мы даже создали новый отдел в Министерстве внутренней безопасности, который будет заниматься делами забытых американских жертв насилия со стороны незаконных иммигрантов. А таких жертв очень много.

Мы предпринимаем решительные действия, чтобы не пускать в нашу страну радикальных исламских террористов. Хотя судья блокировал часть этих необходимых и конституционных мер, что, на мой взгляд, неправильно и опасно, наша администрация работает денно и нощно, чтобы вы, в том числе и репортеры, жили в безопасности, и она деятельно и активно защищает этот законный порядок. Я не отступлюсь от защиты нашей страны. Меня избрали, чтобы я защищал нашу страну. И я выполню данные обещания. И наши граждане будут довольны, увидев результат. Могу сказать вам, что они уже довольны.

Будут приняты жесткие меры по проверке на благонадежность. Во многих местах они уже действуют. На самом деле, нам надо было действовать быстрее из-за тех плохих решений, которые принимают суды. Эти решения отменяются в 80% случаев. Я слышал эту цифру. В это трудно поверить, но мне так сказали — отмены в 80% случаев. Мне кажется, эти судебные инстанции — в состоянии хаоса. Откровенно говоря, там полная неразбериха. Мы подаем апелляции и будем идти дальше.

На следующей неделе мы издадим новое исполнительное распоряжение о всесторонней защите нашей страны. Мы пойдем этим путем, надеясь на победу. В то же время, мы издадим еще одно новое и всеохватывающее исполнительное распоряжение о защите нашего народа, и это тоже будет сделано на следующей неделе, в начале или, самое позднее, в середине.

Мы также предприняли шаги для начала строительства трубопроводов Keystone и Dakota Access, которые дадут тысячи и тысячи рабочих мест. А еще мы принимаем новые меры в рамках программы «Покупай американское», чтобы на строительство американских трубопроводов шла американская сталь. Иными словами, в нашей стране прокладывается трубопровод, а мы властью правительства обеспечиваем это строительство. Мы хотим, чтобы там использовалась американская сталь. И они готовы это делать, просто до моего прихода их никто об этом не просил. Но даже этому распоряжению начали молча ставить палки в колеса. Я читаю распоряжение и говорю: почему мы не используем американскую сталь? А они говорят: это хорошая идея. И мы претворили ее в жизнь.

Чтобы осушить болото коррупции в Вашингтоне, я начал вводить пятилетний запрет на лоббистскую деятельность чиновников из Белого дома и постоянный запрет на лоббирование интересов иностранных государств. Мы начали работу по отмене Obamacare и по ее замене. Ребята, эта реформа — настоящая катастрофа. Катастрофа. Вы можете сказать: О, Obamacare! Я имею в виду, они заполнили коридоры власти людьми, которые вызывают удивление и вопросы о том, как они туда попали. Но это не республиканцы, которых представляют наши представители. Так что мы начали работу по отзыву Obamacare и по ее замене. А еще мы ведем переговоры об исторической реформе налогообложения, которая вернет в страну наши рабочие места. Мы возвращаем в страну рабочие места в большом количестве. Этот процесс уже идет, и вакансии открываются в компаниях высшей лиги.

Я также работаю над формированием кабинета вопреки противодействию и проволочкам демократов из Сената. Вы видели, что они делали в последние годы. Это будет один из величайших кабинетов за всю историю Америки. Посмотрите на Рекса Тиллерсона — он сейчас ведет за рубежом переговоры. Генерал Мэттис, которого я уже упоминал, генерал Келли. У нас есть великолепные, отличные люди. Мик теперь с нами. У нас замечательные люди.

Среди их служебных обязанностей будет работа по прекращению утечки рабочих мест из нашей страны и переговоры по заключению справедливых торговых соглашений в интересах наших граждан. Смотрите: справедливые торговые соглашения, а не бесплатные. Если какая-то страна использует нас в своих интересах, мы это прекратим. А нас используют почти все страны. Ну, можно найти парочку, которые не делают этого. Для меня это будет очень трудная работа.

Показатели занятости уже начали расти. После моего избрания компания Ford объявила, что отказывается от строительства нового завода в Мексике, а вместо этого инвестирует 700 миллионов долларов в Мичигане, создав много, очень много рабочих мест. Fiat-Chrysler объявил, что инвестирует один миллиард долларов в Огайо и Мичигане, создав две тысячи новых рабочих мест для американцев. Мы встречались неделю назад. Вы знаете — вы там были. General Motors тоже пообещала вложить миллиарды долларов в свои производственные предприятия в Америке, сохранив множество рабочих мест, которые могли исчезнуть. Если бы меня не избрали, поверьте, эти места ушли бы за границу. И никогда не вернулись.

Компания Intel объявила о строительстве нового предприятия в Аризоне, которое они могли никогда не построить. Там будет как минимум десять тысяч рабочих мест. Walmart объявил, что только в этом году создаст в США десять тысяч рабочих мест в рамках различных проектов и инициатив. И таких рабочих мест будет все больше и больше. Намного больше. Я привел лишь некоторые примеры.

Другие страны пользовались нами на протяжении десятков, десятков и десятков лет, господа. Но мы этого больше не допустим. Не допустим.

И еще одно. Я сдержал слово, данное американскому народу, предложив на должность судьи Верховного суда Нила Горсача, который был в списке из 20 кандидатов. Он будет истинным защитником наших законов и нашей конституции, очень уважаемым — если получит голоса от демократов. Вы можете этого не заметить, но он будет там — так или иначе. Однако было бы лучше, чтобы он попал на эту должность традиционным способом, и он должен получить эти голоса.

В прошлом месяце великие граждане нашей страны проявили беспрецедентную активность. Я повторюсь: в стране еще не было такой президентской администрации, которая сделала бы так много за такой короткий срок. А ведь мы еще даже не приступили к той большой работе, которая начнется на следующей неделе. Тогда мы объявим об очень важных и масштабных делах.

Так что это только начало. Как я уже говорил, в пять часов я выступлю с речью в Мельбурне, штат Флорида. Надеюсь увидеть вас там. А теперь я скажу «Боже, благослови Америку», и мы перейдем к вопросам.

Мара. Мара, давай. Тебя довольно грубо прерывали во время нашей последней пресс-конференции.

— Это вы уволили Майка Флинна?

— Майк Флинн — замечательный человек, и это я попросил его подать в отставку. Он с уважением сделал это. Это человек, который… да, была определенная информация, переданная вице-президенту Пенсу, который сегодня с нами. И я был недоволен тем, как эта информация была представлена.

Ему не нужно было так поступать, так как он не сделал ничего плохого или неправильного в плане переданной информации. Неправильно было то, как другим людям, включая присутствующих в этом зале, передали секретную информацию. Ее передали нелегально. Это реальная проблема. И теперь вы можете говорить о России все, что в голову взбредет. Но все это — сфабрикованные новости, с помощью которых была предпринята попытка отыграться за проигрыш демократов. И пресса этому способствует. Я видел пару людей, которые якобы участвовали во всем этом. Так вот — они ничего об этом не знают. Они не были в России, никогда туда не звонили и не получали телефонных звонков оттуда. Это называется фейковые новости. Все это подлог.

Приятно то, что сейчас я наблюдаю перемену в настроениях. Мара, я думаю, это важно. Люди начинают задумываться, почему была незаконно обнародована секретная информация. Позвольте вам сказать: ее просто слили, как какую-то ерунду. Приведу пример. Как вы знаете, я звонил в Мексику. Это был конфиденциальный, секретный разговор, но я туда действительно звонил. И звоня туда, я думал, что все будет хорошо: я поговорил с президентом Мексики, разговор получился хороший. И вдруг о нем узнали все на белом свете. Но ведь это был секретный разговор. То есть, должен был быть секретным и конфиденциальным. То же самое с Австралией. Внезапно людям все становится доподлинно известно.

То же самое было и с генералом Флинном. Все это узнали, а я, услышав об этом, в первую очередь подумал: как пресса могла получить эту информацию, если она секретная? Как они это делают? Все дело в том, что это противозаконно, и прессе должно быть стыдно за себя. По-настоящему стыдно.

Да, давайте.

— Почему вы держали вице-президента в неведении почти две недели?

— Потому что я изучал эту информацию. Как я уже говорил, мне не кажется, что он сделал что-то неправильно. Если хотите, он поступил правильно. Он приходил в кабинет, просматривал информацию. Он сказал, хорошо, для этого она и существует. А потом, он же звонил не только в Россию. Он связывался и разговаривал, как мне кажется, с 30 странами или даже больше. Он делал свою работу.

Да, он просто делал свою работу, знаете ли. Действительно, он не рассказал нашему вице-президенту об этом должным образом, а потом сказал, что не помнит. Так или иначе, меня это не очень удовлетворило. И у меня уже есть человек, который, как мне кажется, прекрасно подойдет для этой работы. Я думаю, это тоже помогло мне принять мое решение.

Он не сообщил вице-президенту США факты, а потом сказал, что забыл. Для меня это было неприемлемо.

— Президент Трамп, поскольку вы затронули тему России, я хочу, чтобы вы кое-что прояснили. Кто-нибудь из вашей команды во время избирательной кампании общался с членами российского правительства или с представителями российской разведки? Если да, то каков был характер этих разговоров?

— Ну, эта неудачница New York Times вчера написала большую и длинную статью на первой странице. Как вы знаете, многое из нее оказалось весьма сомнительного свойства. Это… это был анекдот. Упомянутые в этой статье люди… я заметил, что они сегодня выступали по телевидению и заявляли, что никогда не звонили в Россию. А еще я почти ни с кем из этих людей никогда не разговаривал. Может, один человек — но даже с ним я, по-моему, никогда не говорил. Думаю, я даже никогда не встречался с ним. Он сказал, что был очень недолго рядовым членом какой-то комиссии. По-моему, я никогда с ним не встречался. Нет, не исключено, что когда-нибудь я входил в комнату, а он там сидел, но мне кажется, что я с ним не знаком. Я с ним не разговаривал ни разу. А он подумал, что это шутка.

Второй человек заявил, что никогда не звонил в Россию, и ему оттуда никогда не звонили. Вы посмотрите на записи его телефонных разговоров и все такое прочее. А еще там был человек… люди знали, что он представлял различные страны, однако я не думаю, что он представлял Россию. Но я знал, что он представляет разные страны. Такая у него работа. И люди это знают. Это Манафорт, который, кстати, весьма уважаемый человек. Авторитетный. Но, мне кажется, он представлял Украину, или украинское правительство, или кого-то там. Все люди знали об этом. Все знали. А сам Манафорт заявил, что никогда не имел и не имеет ничего общего с Россией. Он сказал это довольно убедительно, я видел его заявление. Убедительно и настойчиво. Но газеты это в большинстве своем не напечатали, потому что его слова не укладываются в их сюжетную линию.

Итак, они говорили с тремя людьми, и все трое категорически все отрицают. А я скажу вам от себя лично: я ничем не владею в России. У меня нет в России кредитов. Я не заключал с ней никаких сделок. Президент Путин звонил мне и очень вежливо поздравил с победой на выборах. А потом еще раз позвонил и очень вежливо поздравил с вступлением в должность. Это было замечательно. Но точно так же поступили многие другие лидеры — почти все лидеры почти всех стран. Вот так.

Россия — фейковая новость. Россия — это информационный вброс, осуществленный средствами массовой информации. На самом деле, это, наверное, сделали люди из администрации Обамы, потому что они еще остаются, хотя мы назначаем им на замену новых людей — своих людей. Как вы знаете, Майк Помпео сейчас руководит ЦРУ. Джеймс Коми — ФБР. Дэн Коутс ждет утверждения в должности. Он сенатор, причем весьма уважаемый. А его все еще не утвердили. Но наши люди продолжают приходить.

Да, пока мы не перешли к другой теме, Wall Street Journal сегодня опубликовала материал почти столь же отвратительный, как и вчерашняя статья в New York Times. Там идет речь… вы видели, на первой странице. Директор национальной разведки сделал заявление: «Любые предположения о том, что американское разведывательное сообщество утаивает и не докладывает президенту и его команде национальной безопасности важную информацию, не соответствуют действительности».

Так вот, они взяли этот материал из Wall Street Journal и просто написали, что это неправда. Я вот что вам скажу, и скажу честно. Мне вообще-то нравится такая перепалка, нравилась всю жизнь, но более бесчестных, более политизированных СМИ я не видел никогда. Мне казалось, что финансовые СМИ лучше и намного честнее. Но я вам скажу, что из СМИ мне никто никогда не звонит. Как они могут писать такое в Wall Street Journal, не спросив меня? Как они могут писать такие истории в New York Times, размещая их на первой полосе? Типа той статьи — обо мне и женщинах. Первая страница, большая, подробная статья. Это мерзко.

А потом они позвонили. Позвонили и сказали: «Мы никогда такого не говорили. Нам нравится Трамп». Они позвонили прямо ко мне в кабинет: «Нам нравится Трамп, мы никогда такого не говорили». Должен сказать, что они сообщили абсолютно ложную информацию об этих замечательных женщинах, они все полностью исказили. Я сказал: дайте опровержение. Не дали никакого опровержения. Откровенно говоря, я потом забыл про это, занимаясь другими делами.

— Господин президент. Очень простая информация. Вот вы говорили, что получили наибольшее количество голосов выборщиков со времен Рейгана, набрав 304 или 306 голосов. А Обама в 2008 году получил 365.

— Ну, я же говорил о республиканцах. Да.

— Президент Обама — 332. Джордж Буш — 426, когда он стал президентом. Почему же американцы должны верить…

— Ну нет, мне так сказали, я получил такую информацию. Не знаю. Так мне сказали. Но мы победили с большим, очень большим перевесом.

— Почему американцы должны верить вам, если вы называете фейком ту информацию, которую они получают, хотя сами сообщаете недостоверную информацию?

— Ну, не знаю. Мне передали такую информацию. Знаете, я ее где-то видел. Но у нас все равно была очень убедительная победа. Вы с этим согласны?

— Ну вы же президент.

— Хорошо. Спасибо, хороший ответ. Да.

— Господин президент, большое спасибо. Когда вы говорили, что генерал-лейтенант Флинн, по вашему мнению, не совершил никаких неправомерных действий, какими доказательствами вы располагали? У вас были материалы перехвата телефонных разговоров с российскими официальными лицами, в частности, с послом Кисляком, с которым Флинн общался? Какие доказательства и доводы вы использовали, когда решили, что противоправных действий не было? И еще, сэр. Этим утром вы пару раз обмолвились, что будете активно искать источники этих утечек.

— Будем.

— Можно спросить, что вы будете делать? И еще, мы слышали о проверке спецслужб, которая будет проходить под руководством Стивена Файнберга. Что вы можете сказать нам об этом?

— Ну, во-первых, у нас теперь есть Дэн Коутс. Надеюсь на Майка Помпео и Джеймса Коми, они занимают свои должности. Думаю, мы сможем навести порядок, никого больше не привлекая. Человек, которого вы упомянули, очень талантлив, очень успешен. Он предложил нам свои услуги, и я думаю, мы можем этим воспользоваться. Но мне кажется, нам это не понадобится, потому что мы и сами сможем легко во всем разобраться.

А что касается генерала, то когда я впервые услышал об этом, я сказал себе: здесь вроде ничего такого нет. Пришел мой юрисконсульт Дон Макган, юрисконсульт Белого дома. Я спросил его об этом деле. Он заявил, что не видит здесь ничего противоправного. Он действительно так думал, что ничего неправомерного в этом нет — все произошло позже. И я тоже ничего особенного в этом не увидел, потому что задумался над этим уже через какое-то время. На мой взгляд, он просто делал свою работу.

Информацию предоставила Салли Йейтс, и меня это немного удивило, так как я сказал, что не вижу здесь ничего дурного. Но он поступил неправильно по отношению к вице-президенту, и я подумал, что это недопустимо. А что касается звонков, то я посмотрел разные передачи, прочел несколько статей об этом, и у меня сложилось впечатление, что он просто выполнял свою работу. Это обычное дело. Сначала все переполошились, думая, что он допустил какие-то ошибки. А потом поразмыслили, и оказалось, что он просто выполнял свои обязанности. Я тоже так делаю и, между прочим, несмотря на все сказанное о Флинне, я считаю его прекрасным человеком.

Да, Джон.

— По поводу утечек, сэр…

— Да, спрашивайте, а я потом отвечу, Джон.

— Извините, что вы будете делать с утечками? Вы сегодня дважды сказали…

— Да, мы думаем об этом очень и очень серьезно. Я поговорил со всеми руководителями из разных ведомств, и я даже позвонил в Министерство юстиции, чтобы они провели расследование по факту утечек. Это преступление. Утечки являются делом рук государственных служащих. Думаю, мы это остановим, потому что на должности приходят наши люди. Правда, еще не все, потому что Сенат не утверждает. Только что утвердили Джеффа Сешнса в Министерстве юстиции, например. Так что мы смотрим на это очень серьезно. Это преступление.

Знаете, я вот что скажу. Когда появилась информация о моем звонке в Мексику, я был потрясен. Знаете, все это оборудование, вся эта невероятная техника связи. Но когда появились утечки о звонке в Мексику, я был очень и очень удивлен, скажу честно. И я тогда сказал: это неприемлемо, этого не должно быть. В этом звонке не было никаких тайн. Я мог рассказать о нем всему миру, он мог рассказать всему миру — президент Мексики, который, кстати, очень хороший человек. То же самое с Австралией. Я сказал, что утечки информации — это ужасно, но сам разговор не так уж и важен. А потом я подумал: что может случиться, когда я буду решать проблему Северной Кореи? Что может случиться, когда я буду решать проблемы на Ближнем Востоке? Вы что, будете сообщать всему миру эту секретную информацию, очень важную информацию, информацию с самого верха?

Я не хочу, чтобы секретная информация становилась всеобщим достоянием. Кстати, это было нечто вроде проверки. Я разговариваю с Мексикой, разговариваю с Аргентиной. Мы решаем этот вопрос с Майком Флинном. И вся эта информация появляется в Washington Post, появляется в New York Times. И я спрашиваю: а что будет, когда я займусь ближневосточными делами? Когда я займусь действительно важными вопросами, такими как Северная Корея? Мы обязаны прекратить это. Это уголовно наказуемое деяние.

Да, Джон.

— Спасибо, господин президент. Хочу, чтобы вы разъяснили один очень важный момент. Можете ли вы со всей определенностью сказать, что никто из вашего штаба во время избирательной кампании ни разу не контактировал с русскими? И по поводу утечек: это фейковые новости или реальная утечка важной информации?

— Ну, утечки реальные. Вы — один из тех, кто о них писал и сообщал. То есть, я имею в виду, утечки вполне реальные. Вы знаете, что они говорили, вы это видели, и утечки абсолютно реальные. А новости — подделка, потому что очень многие новости — вранье.

Поэтому я посчитал очень важным сделать одну вещь. Надеюсь, мы это сможем исправить. Потому что ни к кому я не питаю такого уважения, как к репортерам, хорошим репортерам. Для меня это очень важно, особенно на такой должности. Очень важно. Я не против плохих историй. Плохую историю я переживу без проблем, если она правдивая. Конечно, со временем я буду допускать ошибки, вы будете писать обо мне плохо, но это нормально. Ненормально, когда появляются фальшивки. Я смотрел CNN: там так много злобы и ненависти, одна ненависть. Больше я CNN не смотрю. Вот, он не согласен. Ладно, Джим, ладно. У тебя будет шанс выступить. Но я смотрю и другие каналы. Вы — не единственные, так что не обижайся.

Думаю, там должно быть больше правды. Откровенно говоря, тогда будет интереснее смотреть эти передачи. Я знаю, какие сейчас у всех хорошие рейтинги, но если будет правда, они станут еще выше.

У вас рейтинги одобрения ниже, чем у Конгресса. Думаю, это правильно. Не знаю, Питер, эта информация верная? Просто я слышал, что рейтинги у них ниже, чем у Конгресса.

Честно говоря, общество бы это оценило, оценило высоко. Я бы это оценил. Опять же, я не против плохих историй, если они правдивые. Но нынешней администрации демократы очень сильно усложняют жизнь. Я думаю, мы ставим рекорд, или что-то близкое к рекорду по срокам утверждения кабинета. Цифры какие-то сумасшедшие. Я вот смотрю, кого-то утвердили без промедлений, а с кем-то тянут. Это что, будет длиться вечно? У меня много людей, которые еще не утверждены.

Это все, чем они занимаются. Задержки, задержки. Посмотрите на Шумера (лидер демократического меньшинства в сенате — прим. пер.), какую неразбериху он там устроил. И никаких подвижек. Они ничего не умеют, только откладывать и устраивать проволочки. Лучше бы они всех утвердили, чтобы и самим быть довольными, и чтобы все чувствовали себя хорошо. Я знаю, Обама потерял троих или четверых, и вы тоже потеряете в процессе. И это нормально.

Но я думаю, что им было бы намного выгоднее быстро завершить этот процесс, Джон. А так это просто тактика проволочек. Они этого не скрывают, и все это понимают.

Да, Джим.

 — Первая часть моего вопроса о контактах. Можете ли вы со всей определенностью сказать, что…

— Что ж, я не имею к этому никакого отношения. Я не имею никакого отношения к России. Я уже говорил вам, у меня там нет никаких дел. Ничего нет.

А когда WikiLeaks, к которой я не имею никакого отношения, выступает и выдает информацию, она дает несекретную информацию. Она пишет о том, что говорили о мошенничестве Хиллари во время дебатов, о чем, между прочим, больше никто не сообщает. Никто не говорит о том, что Хиллари заранее получила вопросы дебатов.

Можете себе представить — серьезно, можете себе представить, что было бы, получи я эти вопросы? Был бы электрический стул, разве не так? Вы бы потребовали посадить меня на электрический стул, даже восстановить ради такого случая смертную казнь, так ведь? Ну, может, не вы, Джон. Да, Джим, вы следующий. Спрашивайте.

— Спасибо, господин президент. Проясните еще один момент.

— Конечно.

 — Вы давали указания Майку Флинну обсудить санкции с российским послом?

— Нет, не давал. Не давал.

— (неразборчиво, без микрофона)

— Нет.

— Вы уволили его, потому что (неразборчиво)…

— Простите, но нет. Я уволил его из-за того, что он сказал Майку Пенсу, все просто. Майк делал свою работу. Он звонил в разные страны и своим коллегам. Так что я бы определенно не стал возражать против его звонков. Я бы дал ему указания сделать это, если бы считал, что он этого не делает. Я не давал ему таких указаний, но дал бы, поскольку это его работа.

Вот так все и получилось. Честно говоря, я позавчера смотрел передачу с доктором Чарльзом Краутхаммером, и он тоже сказал, что Майк выполнял свои обязанности. И я с ним согласен. А потом то же самое говорили многие другие люди.

Так что нет, я не давал ему таких указаний, но дал бы, если бы он этого не делал. Вот так. Джим.

— Господин президент, большое спасибо. И между прочим, мы вас не ненавидим. Я вас не ненавижу. Расскажите об этом, если можно.

— Хорошо. Да, спросите Джеффа Цукера (телепродюсер, президент и исполнительный директор компании NBC Universal — прим. пер.), как он получил свою работу, ладно?

— Могу ли я дополнить некоторые вопросы, которые уже прозвучали, сэр?

— Ну, не слишком много. Есть и другие люди. А ваши рейтинги не настолько высоки, как у других, кто ждет своей очереди.

— Вообще-то, сейчас они довольно высоки.

— Ладно, спрашивайте, Джим.

 — Сэр, вы ранее говорили о том, что WikiLeaks публиковала информацию о штабе Хиллари Клинтон во время избирательной кампании. Вы даже в какой-то момент одобрительно отозвались об этом.

— Ну да.

— Вы говорили, что любите WikiLeaks. А на другой пресс-конференции вы призывали русских найти 30 тысяч пропавших электронных сообщений. Интересно, сэр, вы…

— Ну, на самом деле у нее пропало 33 тысячи, а может, и больше.

— Если позволите, вам нельзя особо верить, когда речь идет об утечках, поскольку вы во время кампании поощряли это дело.

— Справедливый вопрос. К ответу готовы?

— Ну, если позволите, еще один…

— Нет, нет, позвольте мне отвечать по очереди. Не возражаете?

— Нет, сэр.

— Хорошо. Так, в одном случае вы говорите о совершенно секретной информации. А в другом случае вы говорите о Джоне Подесте, который говорит плохие вещи о своей начальнице. Я вот что скажу: Если бы Джон Подеста сказал это обо мне и работал бы на меня, я бы мгновенно его уволил. Он говорил ужасные вещи о ней. Но это не была секретная информация.

Но в одном случае речь идет о секретной информации. Если вы посмотрите на Национальный комитет Республиканской партии… по моему предложению — и я отдаю должное Райнсу в этом отношении — по моему предложению, потому что я кое-что знаю об этом мире, я сказал, что я хочу иметь очень сильный защитный механизм. Я не хочу, чтобы меня могли взломать. Мы это сделали, и вы видели, что они пытались нас взломать, но не смогли. А Национальный комитет Демократической партии этого не сделал. А если бы они это сделали, их бы не взломали. Но их взломали, и вскрылись ужасные вещи. И я считаю несправедливым то, что некоторые из этих вещей — а они были… когда я услышал о них, я сказал… я взял газеты на следующее утро и сказал: о, это будет на первых полосах. Но в газетах об этом вообще ничего не было сказано.

Еще раз, если бы это случилось со мной, то это стало бы самой важной статьей в истории публикаций или в истории руководителей газет. Я был бы в заголовках во всех газетах.

Я хочу сказать, подумайте об этом. Они передали ей вопросы, подготовленные для дебатов, и она сама должна была об этом сообщить. Почему она не сказала: «Я сожалею, но мне передали вопросы для дебатов в здании муниципалитета, и я считаю, что это неправильно, и я хочу сообщить о том, что CNN совершает неправильные вещи»?

— Если можно, я хотел бы задать еще одни вопрос о том, о чем спрашивал вас Джонатан Карл: вы сказали, что утечки были реальными, но новости были фальшивыми. Мне кажется, что я не совсем понимаю. Создается впечатление, что здесь что-то не сходится. Если полученная на основе этих утечек информация правильная, то каким образом публикации могут быть фальшивыми?

— Ну, сообщения об этом фальшивые. Послушайте, послушайте…

— Если позволите, я просто хотел задать один вопрос.

— Джим, вы знаете, что это такое? Вот о чем идет речь. Люди не являются… они читают газеты, они смотрят телевидение, они смотрят. Они не знают, какие сообщения правдивые, а какие лживые, они в этом не участвуют. А я участвую. Я имею дело с такого рода вещами всю свою жизнь. И поэтому я знаю, когда вы говорите правду, а когда нет.

Я просто вижу много, много не соответствующих действительности вещей. Я скажу вам, что я еще вижу. Вам известно слово «тон». Этот тон — в нем столько ненависти. Я кстати, не такой плохой человек. Неплохой, но тон такой — у меня хорошие рейтинги, вы должны это признать. Этот тон — в нем столько ненависти.

Сегодня утром я посмотрел пару телеканалов, и, должен сказать, утренняя программа Fox & Friends — это очень достойные люди. Они очень… не потому, что они хорошие, а потому, что они критикуют меня, когда я делаю что-то неправильно. Но у них самое достойное утреннее шоу. Это все, что я могу сказать. Самое честное. Но что касается тона, Джим. Смотрите — ненависть. То есть, иногда… иногда кто-то начинает…

— (неразборчиво)

— Ну, посмотрите ваше шоу, которое идет в десять часов вечера. Просто посмотрите эту программу. Это постоянные нападки. Все участники настроены исключительно против Трампа. Хорошая новость в том, что у ведущего нет хороших рейтингов. Но все участники, почти без исключения, настроены против Трампа. Их слова пропитаны ненавистью и злобой, и ненавистью пропитаны высказывания и других людей на вашем канале.

Вот что я хочу сказать. Я слежу за этой программой. Я смотрю ее. Меня она удивляет. И я думаю, что вы могли бы быть в лучшем положении — честное слово, я так думаю. Ведь люди это понимают. Послушайте, когда я иду на митинг, они меня окружают и начитают громко возмущаться по поводу телеканала CNN. Они хотят забросать телеканал CNN своими плакатами.

Я думаю, что ваши дела могли бы быть намного лучше, если бы вы работали иначе. Вы просто посмотрите. Посмотрите на некоторые ваши передачи утром и вечером. Если кто-то из приглашенных гостей говорит что-то позитивное обо мне, то это делается в грубой форме.

И вот они берут эту пресс-конференцию. Я ведь, на самом деле, получаю удовольствие? Но они возьмут эту пресс-конференцию — не забывайте, что именно так я победил. Помните, я устраивал пресс-конференции каждый раз, когда я произносил речь, и это было почти каждый день.

— (неразборчиво)

— Нет, именно так я победил. Я победил благодаря этим пресс-конференциям и, может быть, благодаря моим выступлениям. Но я, разумеется, победил не потому, что люди слушали вас, это уж точно.

Но я хорошо провожу время. Завтра они скажут: Дональд Трамп рвал и метал, набрасывался на прессу. Я не рву и не мечу, на прессу не набрасываюсь. Я просто говорю вам, что вы нечестные люди. Но я не рву и не мечу. Мне все это нравится. Я получаю от этого удовольствие. Но завтра заголовки будут такие: Дональд Трамп рвал и метал. Я не рву и не мечу.

— Если позволите…

— Продолжайте.

— Еще один дополнительный (вопрос), потому что…

— Должен ли я еще предоставить ему небольшую возможность? Что ты думаешь, Питер?

— Просто потому что…

— Питер, должен ли я дать ему небольшую дополнительную возможность? Садитесь. Садитесь.

— Просто по вопросу об этой атаке…

— Мы понимаем.

— Из-за атаки на фальшивые новости и атаки на нашу компанию я просто хочу спросить вас, сэр…

— Я это делаю в ответ на фальшивые новости.

— Не подрывает ли это…

— Это очень фальшивые новости.

(Смех)

— Но не считаете ли вы…

— Да, продолжайте.

— Настоящие новости, господин президент. Настоящие новости.

— Вы имеете в виду нашего нового…

— Нет, мы не родственники, сэр. (Смех) Я должен сказать, что мне нравится, когда говорят «министр Акоста».

(вопрос задает корреспондент телеканала CNN Джим Акоста, однофамилец Александра Акосты, министра труда — прим. пер.).

— Я посмотрел… вы знаете, я посмотрел на это имя. Я сказал, подождите, есть ли здесь какая-то родственная связь? Алекс Акоста.

— Я уверен, что вы это проверили, сэр.

— Нет, я проверил. Я сказал… они сказали: нет, сэр. Я сказал: сделайте мне одолжение, вернитесь и проверьте генеалогическое древо.

— Но вас не беспокоит, сэр, что вы подрываете доверие людей к Первой поправке, к свободе прессы, прессы в этой стране, когда вы называете те материалы, который вам не нравятся, «фальшивыми новостями»? Почему бы вам не сказать просто: мне не нравится этот материал?

— Я так и делаю.

— Когда вы называете их «фальшивыми новостями», вы подрываете доверие…

— Нет, я это делаю. Нет, нет, я это делаю.

— … доверие к нашим средствам массовой информации.

— Дело вот в чем.

— Ведь это важно?

— Окей, я понимаю… и вы правы, говоря об этом, за исключением одной вещи. Понимаете, я знаю, когда я должен быть хорошим, а когда я должен быть плохим. Я знаю, что такое хорошо и что такое плохо. Иногда я говорю: вот это да! Это будет отличный материал, и меня разнесут в пух и прах. Я знаю, что хорошо и что плохо. Я мог бы быть довольно неплохим журналистом — но не таким хорошим, как вы. Но я знаю, что такое хорошо. Я знаю, что такое плохо.

Но когда что-то меняют и делают сообщение по-настоящему плохим… что-то, что должно быть позитивным. Иногда случается что-то очень позитивное, а они превращают это в нечто неплохое. Их даже в негативное. Я-то понимаю, ведь я там нахожусь. Я знаю, что было сказано. Знаю, кто это говорит. Я там. Послушайте, я хочу видеть честную прессу. Сегодня я начал с того, что для общества очень важно иметь честную прессу. Пресса… люди больше вам не верят. Ну, возможно, я имею какое-то отношение к этому, я не знаю. Но люди вам не верят.

Если бы вы были честными и показывали все, как есть… так ведь говорил Говард Коселл? Конечно, у него тоже возникали некоторые вопросы. Но если бы вы были частными, я был бы самым большим вашим помощником, я был бы самым большим вашим сторонником в мире — даже когда речь идет о плохих статьях обо мне. Но если вы, как, например, это делает телеканал CNN… то есть, я хочу сказать, он выдает негативные материалы один за другим. Я ведь победил. Я победил. И еще одна вещь — хаос. Здесь ноль в смысле хаоса. У нас отлаженная, тонко настроенная машина. И Райнс (Райнс Прибус — прим. пер.) отлично делает свою работу. Однако половина его работы состоит в распространении лживых сообщений в прессе.

Я ему сказал вчера: вся эта афера с Россией, вы, ребята, устраиваете ее для того, чтобы не говорить о реальных темах — таких, например, как нелегальные утечки информации. Но вчера я видел, как он упорно работает, пытаясь исправить это. А я говорю… вот такой у меня руководитель аппарата, на самом деле, хороший парень, и он провел феноменальную работу в Национальном комитете Республиканской партии. То есть, я хочу сказать, что мы победили на выборах, правильно? Мы победили и получили президентство. У нас есть несколько сенаторов. Мы получили… по всей стране, вы посмотрите, он сделал отличную работу.

И, знаете, я сказал себе — и я сказал это тем, кто был в кабинете — я сказал: вы посмотрите на Райнса, он так напряженно работает, чтобы решить проблемы, которые являются фальшивыми проблемами. Это фальшивые сообщения. Они не соответствуют действительности. И жаль, что так происходит, поскольку было бы лучше, если бы он работал над вопросами здравоохранения. Лучше бы он занимался налоговой реформой, Джим. Я серьезно. Я буду самым большим вашим сторонником, если вы будете справедливы ко мне. Я понимаю, что существует определенная предвзятость, возможно со стороны Джеффа или кого-то еще, — каковы бы ни были причины. И я это понимаю. Но вы должны быть, по крайней мере, немного более справедливым. И именно поэтому общество так это воспринимает… люди так это видят. Они понимают, что это несправедливо. Посмотрите на некоторые ваши передачи, и вы увидите предвзятость и ненависть. А люди умные. Вы это понимаете. Ладно, продолжайте.

— Вы не сомневаетесь в том, что ваша последняя история (неразборчиво). Но если не считать тех, кто верит в то, что там что-то есть, можно ли сказать, что последние несколько недель чему-то вас научили, и что вы, возможно, сообщите об этом, и тогда будет меньше беспокойства по поводу того, что это не фальшивые новости? И, во-вторых…

— Я считаю, что люди в это не верят. Не думаю, чтобы люди в это поверили. Вот почему проведенный компанией Rasmussen опрос страшно меня возмутил. Я не думаю, что люди в это верят. Ну, полагаю, я сегодня нахожусь здесь в том числе и чтобы сказать вам: вся история с Россией — это уловка. И, кстати, было бы здорово, если бы мы могли поладить с Россией, просто, чтобы вы понимали. Ну вот, завтра вы скажите: Дональд Трамп хочет дружить с Россией, это ужасно. Но это не ужасно, это хорошо.

У нас Хиллари Клинтон попыталась провести перезагрузку. Это Хиллари Клинтон отдала России 20% урана нашей страны. Вы знаете, что такое уран, правда? Это та штука, которая называется «ядерное оружие», а еще есть другие вещи. И много что делается из урана, включая кое-что плохое. Никто об этом не говорит. Я ничего раньше не делал для России. Я ничего не делаю для нее сейчас. Хиллари Клинтон отдала им 20% нашего урана. Это Хиллари Клинтон устроила перезагрузку: вы помните ту дурацкую пластиковую коробочку, которая всех нас выставила кучкой идиотов? Вот, взгляните. Он смотрит на нее и думает: какого черта она делает с этой дешевой пластиковой кнопкой? Хиллари Клинтон — вот это было перезагрузкой. Помните? На ней было написано «Перезагрузка». А теперь если я это сделаю, то я — плохой парень. Если мы сможем поладить с Россией, то это будет позитивно. У нас есть очень талантливый человек, Рекс Тиллерсон, и он скоро будет встречаться с ними. И я сказал ему, я сказал: я знаю, что политически это, наверное, плохо для меня. Эй, лучшее, что я могу сделать, — это ударить со всей силы по тому кораблю в 50 километрах от нашего берега. И тогда все в этой стране скажут: о, это здорово! Но это не здорово. Это не здорово. Я бы хотел поладить с Россией.

Ну, вот у вас было много президентов, которые не использовали такой подход. И посмотрите, где мы сегодня оказались. Поэтому, если бы я мог… ну, я люблю обсуждать такие вещи. Я хорошо умею это делать, однако может случиться и так, что я не смогу поладить с Путиным. Может быть, так и произойдет. Но я просто хочу вам сказать: фальшивые, ужасные, ложные сообщения сильно осложняют попытки договориться с Россией. И, возможно, Путин сказал… он сидит за своим столом и говорит: я понимаю, что происходит в Соединенных Штатах, я внимательно за этим слежу; президент Трамп никогда не сможет поладить с Россией из-за всего того давления, которое на него оказывается по причине этих фальшивых статей. Окей? А жаль. А если бы мы могли поладить с Россией — и, кстати, с Китаем и Японией и со всеми другими странами, — если бы мы могли поладить, это было бы позитивно, а не негативно.

Налоговая реформа…

— Господин президент, поскольку вы…

— Налоговая реформа произойдет очень быстро. Мы сейчас занимаемся реформой здравоохранения президента Обамы (Obamacare) — мы уже на завершающей стадии. Мы должны представить первоначальный план в марте, в начале марта, как я думаю. И мы должны, как вам известно, по закону и по бюджетным причинам мы должны начать первыми. Это не то чтобы… если честно, с налогами было проще, на мой взгляд, по закону и по бюджетным причинам, но мы должны сначала предложить пакет в области здравоохранения. Мы представим наши предложения в области здравоохранения в начале марта, в середине марта. А после этого мы предложим… у нас хорошо идут дела с налоговой реформой.

Да.

— Господин президент, вы упомянули Россию. Давайте поговорим о некоторых серьезных вопросах, которые возникли на прошлой неделе, и с которыми вы должны иметь дело как президент Соединенных Штатов.

— Хорошо.

— Вы упомянули корабль, этот разведывательный корабль недалеко от берегов Соединенных Штатов.

— Это нехорошо.

— А еще было проведено испытание баллистической ракеты, которые многие сочли нарушением…

— Это нехорошо.

— … нарушением соглашения между двумя странами. Кроме того, российский самолет пролетел на бреющем полете над американским эсминцем.

— Это нехорошо.

— Я слушал вас во время избирательной кампании…

— Извините, когда это произошло? Это случилось тогда… если бы вы сейчас были Путиным, вы бы сказали: ну вот, мы вернулись к старым играм с Соединенными Штатами. Трамп никогда не сможет заключить с нами сделку, потому что… вы должны понять, если бы я сейчас проводил жесткую линию в отношении России, просто жесткую, то люди бы сказали: о, как это прекрасно! Но я знаю вас достаточно хорошо. Затем вы скажете: он был слишком жестким, ему не следовало этого делать. Послушайте, из всех…

— Я просто пытаюсь понять вашу позицию в отношении…

— Подождите минуту. Подождите, подождите. Дайте мене всего одну секунду.

— Я просто пытаюсь понять, что вы будете с этим делать, господин президент.

— Все перечисленные вами вещи произошли недавно, потому что Путин, вероятно, исходит из того, что он не сможет заключить сделку со мной, потому что для меня политически невыгодно заключать сделку. Так вот, Хиллари Клинтон попыталась провести перезагрузку, из этого ничего не вышло. Все они пытались. Но я отличаюсь от этих людей. Продолжайте.

— Как вы оцениваете эти действия? И что вы собираетесь делать в связи с этим?

— Именно то, что я сказал.

— Вы дали Рексу Тиллерсону какие-то советы по поводу того, как вести переговоры?

— Дал. Я дал. У меня прекрасный представитель. Для меня большая честь, что Сенат одобрил его. Он будет фантастическим госсекретарем.

Да, я думаю, что я уже…

— Путин вас испытывает, как вы считаете, сэр?

— Я так не думаю. Я думаю, что Путин, вероятно, исходит из того, что он теперь уже не сможет заключить сделку со мной, потому что это будет политически непопулярное решение для меня как для политика. Поверить не могу, что я называю себя политиком, но, кажется, все именно так. Послушайте, мне было бы намного легче быть более жестким в отношении России, то тогда мы бы не смогли договориться. А теперь я не знаю, будем ли мы заключать сделку. Не знаю. Может быть, заключим, а может быть, и нет. Но мне было бы намного легче быть жестким… чем жестче я настроен в отношении России, тем лучше. Но, вы знаете, я хочу сделать то, что правильно американского народа. И, если честно, во вторую очередь я хочу сделать то, что правильно для всего мира.

Если Россия и Соединенные Штаты на самом деле будут вместе и поладят… и не забывайте, мы — очень мощная ядерная держава, и они тоже. Никакого преимущества. Мы — очень мощная ядерная держава, и они тоже. Меня уже проинформировали на этот счет. И я могу кое-что сказать вам одну вещь насчет этой информации, я могу это сказать, потому что любой, кто читает самые обычная книги, знает: ядерный холокост ни с чем не сравним. Они — очень мощная ядерная держава, и мы тоже.

Если у нас будут хорошие отношения с Россией, то, поверьте мне, это будет хорошо, а не плохо.

— То есть когда вы говорите, что они не являются хорошими, то это значит, что они…

— О ком я сказал, что он нехороший?

— Нет, я перечислил три недавно произошедших события, и о каждом из них вы сказали, что это нехорошо.

— Да, это нехорошо, но они произошли.

— Но портят ли они отношения? Не подрывают ли они способность США работать с Россией?

— Все произошли недавно, и я понимаю, что они делают, потому что они делают одно и то же. И снова повторюсь: возможно, я не смогу заключить сделку с Россией, но, по крайней мере, я попытаюсь. Кроме того, неужели кто-то действительно считает, что Хиллари Клинтон заняла бы более жесткую позицию в отношении России, чем Дональд Трамп? Хоть кто-нибудь в этом зале так думает?

Но скажу вам одно: она пыталась заключить сделку. Она начала перезагрузку. Она отдала весь ценный уран. Она делала и другие шаги. Говорят, что я близок с Россией. Хиллари Клинтон отдала 20% американского урана. Это она близка с Россией. А знаете, что я отдал России? Знаете, что я отдал? Ничего.

— Можем ли мы сделать вывод, что за этими конкретными провокациями не последует никакого ответа?

— Я не собираюсь рассказывать вам, каким будет мой ответ. Я не имею в виду военный ответ. Я не говорю, что пойду на Мосул через четыре месяца. «Мы собираемся атаковать Мосул через четыре месяца». Затем три месяца спустя: «мы собираемся атаковать Мосул через месяц». «Мы собираемся атаковать Мосул через неделю». А между тем Мосул — это очень и очень сложная тема. Знаете, почему? Потому что я не говорю о военных делах и о некоторых других вещах. Вы удивитесь, когда услышите об этом. И, кстати, я говорил об этом на протяжении всей своей предвыборной кампании. Поэтому мне не нужно говорить вам…

— Будет ли ответ?

— Я не хочу быть одним из тех, кто говорит: «Да, и вот что я собираюсь сделать». Мне это не нужно.

— Другими словами, последует ли какой-либо ответ, господин президент?

— Я не буду рассказывать вам, что я собираюсь сделать в Северной Корее. Подождите минутку, я не буду рассказывать вам, что я собираюсь сделать в Северной Корее. И я не обязан рассказывать вам, что я собираюсь сделать с Ираном. Знаете, почему? Потому что им не нужно этого знать. И, в конце концов, вы, ребята, устанете задавать вопросы. Поэтому когда вы спросите меня, что я собираюсь сделать с кораблем — с российским кораблем, к примеру, — я вам не отвечу. Будем надеяться, мне не придется ничего с ним делать. Но я не собираюсь ничего вам говорить.

— Спасибо!

— Могу ли я спросить вас… благодарю вас, господин президент…

— Откуда вы?

— BBC.

— Хорошо.

— Это достойная служба. Беспристрастная, свободная и честная.

— Да, разумеется.

— Господин президент…

— Прямо как CNN, верно?

— Господин президент, что касается запрета на въезд… мы можем долго обмениваться шутками. Что касается запрета на въезд, считаете ли вы, что это был хороший пример отлаженной работы правительства, точно отрегулированного…

— Да, я так считаю. И позвольте мне сказать вам…

— Были ли допущены какие-либо ошибки в этом процессе?

— Подождите. Я вас знаю. Одну минуту. Позвольте мне сказать о запрете на въезд. Процесс реализации указа о запрете на въезд был очень гладким, но нам помешал суд. Было вынесено негативное решение. Было вынесено решение, которое затем было оспорено, но, возможно, я ошибаюсь, это отняло 80% времени. Это очень много. Мы столкнулись с негативным решением. Но мы будем настаивать на своем. Примерно на следующей неделе выйдет новый исполнительный указ. Но мы столкнулись с негативным решением суда. Это единственное, что пошло не так с запретом на въезд.

Мы столкнулись с серьезными проблемами в работе компьютерной системы Delta в аэропортах. Там оказались люди, которых отвезли очень хорошие автобусы, и их распределили по различным местам. Но, несмотря на все это, единственной проблемой стало решение суда. Суд вынес решение, которое, при всем моем уважении, я лично считаю плохим. Очень плохим для безопасности нашей страны. Процесс реализации указа был безупречным.

Далее. Я хотел, чтобы этот самый указ был выполнен, но я тогда сказал, я сказал своим людям: дайте им один месяц. Но генерал Келли, теперь уже министр Келли, ответил: если вы это сделаете, то за этот месяц все плохие люди успеют попасть в страну. Вы же согласны с тем, что к нам в страну стремятся попасть в том числе и плохие люди? Далеко не все похожи на вас. Есть и плохие люди.

Келли сказал, что этого делать нельзя. И он был прав. Как только он это сказал, я ответил, что никогда об этом не задумывался. Я спросил: как насчет недели? Он ответил, что это тоже не принесет ничего хорошего. Необходимо сделать это немедленно, потому что если сделать все сразу, то у них не будет времени, чтобы приехать в нашу страну. Никто сейчас об этом не говорит, но именно по этой причине мы действовали так быстро.

Если бы мы растянули все это на месяц, вряд ли все прошло бы идеально. Мы бы потеряли много времени и, возможно, много жизней, потому что множество плохих людей успели бы приехать в нашу страну.

Между тем, мы проверяем вновь прибывших очень и очень тщательно. Очень тщательно. Но нам нужна помощь, нам нужна помощь в том, чтобы добиться принятия этого исполнительного указа.

— Но если все настолько безотлагательно, почему не ввели…

— Продолжим.

— Благодарю. Я надеялся получить однозначный ответ на один из вопросов, касающихся России. Можете ли вы утверждать, что знали, что некоторые из тех людей, которые консультировали вас во время предвыборной кампании, контактировали с Россией в период выборов?

— Я уже говорил вам, что генерал Флинн точно контактировал. Это один человек. Но он общался… он должен был…

— В период выборов?

— Нет, нет, об этом мне ничего не известно.

— Так вам не известно ни о каких контактах в период выборов?

— Послушайте, сколько раз мне нужно ответить на этот вопрос?

— Вы можете ответить просто «да» или «нет».

— Россия — это просто уловка. Да, я знаю, что вам нужно встать и задать вопрос. Это важно. Россия — это уловка. Меня ничто не связывает с Россией, я даже не звонил туда много лет. Я не разговариваю ни с кем из России. Не то чтобы я не хотел — мне просто не с кем там разговаривать. Я дважды говорил с Путиным. Он позвонил мне, чтобы поздравить с избранием — я уже говорил вам об этом — и чтобы затем поздравить меня с инаугурацией. Мы очень хорошо поговорили, особенно во второй раз: второй разговор был довольно долгим. Я знаю, что вы, возможно, уже осведомлены о его содержании, потому что он был засекречен. Поэтому я уверен, что всем в этом зале известно его содержание. Но мы очень хорошо поговорили. Меня ничто не связывает с Россией. Насколько мне известно, никого из тех, с кем я работаю, тоже ничто с ней не связывает.

Манафорт все полностью отрицал. Он все отрицал. Затем все узнали, что некоторое время он работал консультантом в той части мира, но не в России. Я думаю, что он представлял интересы Украины или людей, связанных с Украиной, — неважно. Но об этом было известно. Все об этом знали.

— Но, будучи главой вашего предвыборного штаба, поддерживал ли он контакты с российскими чиновниками?

— Знаете, он сказал, что не поддерживал. Я могу сказать вам только то, что он… Кроме того, он ушел с этой должности задолго до дня выборов. Вам же это известно, не так ли? Он ушел с этой должности задолго до выборов. Вся эта информация начала всплывать в период предвыборной кампании. Но Пола Манафорта, который, кстати, очень хороший человек, заменили задолго до дня голосования. Он занимал эту должность лишь короткий промежуток времени.

Сколько времени нам еще понадобится? Еще пять минут? Договорились?

— Господин президент, по поводу национальной безопасности…

— Подождите, давайте посмотрим, кто… Я хочу найти более дружелюбно настроенного репортера. Вы — дружелюбный репортер? Давайте посмотрим, насколько он дружелюбен. Продолжайте.

— Во-первых, меня зовут (неразборчиво), и я из журнала (неразборчиво). Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из моего сообщества обвинял вас или членов вашей команды в антисемитизме. Мы пришли к согласию в том (неразборчиво).

— Благодарю вас.

— Однако мы обеспокоены — и мы пока не слышали, чтобы этой проблемой кто-либо занимался, всплеском антисемитизма. Мы хотели бы знать, как правительство планирует решать эту проблему. Поступили сообщения, что в США за последние несколько недель в адрес еврейских центров прозвучало 48 угроз о минировании. Есть люди, совершающие нападения на евреев и угрожающие…

— Понимаете, он сказал, что собирается задать очень простой вопрос. Но этот вопрос непростой. Очень непростой. Хорошо, садитесь. Я понял, о чем вы хотите меня просить.

Вот как обстоят дела. Во-первых, я никогда не был и не являюсь антисемитом. Во-вторых, я совершенно точно не расист. На самом деле, учитывая то, что меня выдвинула Республиканская партия, я очень хорошо отношусь к другим народам.

— (неразборчиво)

— Тише, пожалуйста. Понимаете, он нас обманул: он сказал, что собирается задать очень простой вопрос. Итак, добро пожаловать в мир СМИ. Но позвольте мне кое-что вам сказать. Я ненавижу, когда меня в этом обвиняют. Я считаю это отвратительным. Я считаю отвратительным даже сам вопрос, потому что люди, которые меня знают — вы слышали, что вчера сказал премьер-министр Нетаньяху, вы слышали, что он сказал? Он сказал, я давно знаю Дональда Трампа, а потом добавил, забудьте об этом.

Вот на что вы должны были обратить внимание, вместо того чтобы вставать и задавать такие оскорбительные вопросы.

Продолжим.

— Благодарю вас. Я Лиза из PBS…

— Видите, вот так и работает пресса.

— Благодарю вас, господин президент. Лиза Дежарден (Lisa Desjardins) из PBS Newshour.

— Хорошо.

— По поводу национальной безопасности и иммиграции. Не могли бы вы рассказать нам более подробно об исполнительном указе, который вы планируете издать на следующей неделе? Его основные моменты. Будет ли он касаться каких-то конкретных стран?

— Это вопрос по существу.

— Кроме того, каковы ваши планы относительно иммиграционной программы DACA? Планируете ли вы продолжать ее реализацию или свернуть ее?

— DACA — это очень, очень сложный вопрос для меня. Для меня это один из самых сложных вопросов, которые сейчас передо мной стоят, потому что речь идет о замечательных детях — не во всех случаях, разумеется. В некоторых случаях они получают помощь по программе DACA, а затем становятся членами банд или наркоторговцами. Но есть совершенно замечательные дети — я бы сказал, что таких детей большинство — и они попадают к нам в страну таким образом. Это очень и очень сложный вопрос.

Мы собираемся подойти к программе DACA с особой тщательностью. Мне нужно поговорить с множеством политиков, не забывайте, я должен убедить их в том, что то, что я говорю, правильно. И я ценю, что вы это понимаете.

Но ситуация с DACA очень и очень сложная для меня. Потому что, понимаете, мне нравятся эти дети. Я люблю детей. У меня самого есть дети и внуки. И мне очень трудно делать то, что закон велит делать. А закон, как вы знаете, очень жесткий. Я не говорю о новых законах. Я говорю об уже существующих законах, и они жестоки. Очень жестоки.

Что касается нового исполнительного указа, то этот указ будет в первую очередь составлен с учетом судебного постановления, которое я считаю очень плохим. Но мы можем разработать новый указ с учетом этого постановления и получить все, что нам нужно, или даже немного больше. Но сейчас мы подгоняем его под судебное постановление. Над ним сейчас работают лучшие юристы страны. Новый указ будет разработан с учетом решения суда.

— Господин президент, Мелания Трамп объявила о возобновлении работы отдела для посетителей в Белом доме.

— Да.

— Она также делает многое во благо страны. Не могли бы вы рассказать нам немного о том, что первая леди Мелания Трамп делает для страны? К вашей администрации проявляется повышенный интерес: что для вас значит возобновление работы отдела для посетителей в Белом доме?

— Вот это я называю приятным вопросом. Очень приятный вопрос. Откуда вы?

— (неразборчиво)

— Хорошо. Теперь я будут вас смотреть. Спасибо большое.

Мелания замечательная. Она была здесь вчера вечером. Мы ужинали с сенатором Рубио и его супругой, которая, кстати, очень красива. И у нас состоялся очень интересный разговор о Кубе, потому что у нас одинаковый взгляд на Кубу. И кубинцы во Флориде очень хорошо ко мне отнеслись — я имею в виду американцев родом с Кубы. Я думаю, что Мелания сделает много хорошего. Да, все верно, она только что снова открыла Белый дом для посетителей.

Она, как и многие другие люди, с кем она работает, очень заинтересована в том, чтобы решать проблемы женщин. Она очень сильная защитница. Я думаю, что она является замечательной представительницей нашей страны. И становится очень смешно, когда ее пытаются оклеветать. То, что про нее говорят… я знаю ее очень давно. Она — очень успешный человек. Она была очень успешной моделью. У нее действительно отлично получалось. Она по вечерам возвращалась домой, на самом деле она довольно замкнутый человек. Она обладает всеми лучшими качествами. И то, что про нее говорят, — я знаю ее очень давно — то, что про нее говорят, очень несправедливо. На самом деле, многие издания уже приносили ей свои извинения, потому что они публиковали ложную информацию о ней.

Вот что я вам скажу: она будет фантастической первой леди. Она станет невероятно успешной представительницей женщин и всего народа. Ей будет помогать Иванка, замечательный человек и замечательная женщина. И они делают все это не ради денег. Они делают это, потому что они считают это правильным. Мелании приходится постоянно ездить туда и обратно, но, когда Бэррон закончит школу — потому что не стоит забирать ребенка из школы, когда осталось всего несколько месяцев — она с ним переедет в Белый дом. Благодарю вас за очень приятный вопрос.

Продолжаем.

— Господин президент.

— Да. Полагаю, это будет плохой вопрос, но все равно давайте.

— Нет, это будет неплохой вопрос.

— Хорошо, потому что мне нравится смотреть ваши программы.

— Благодарю вас, господин президент. Я хотел бы спросить вас: вы что-то говорили о бедных городских районах. Это было одной из составляющих вашей платформы в период предвыборной кампании.

— Необходимо решить проблемы бедных кварталов, да.

— Решить проблемы бедных кварталов. В чем будут заключаться решение их проблем и ваша городская программа, а также ваш исполнительный указ о HBCU (колледжи и университеты с исторически сложившимся «черным» контингентом студентов — прим. ред.), который будет опубликован сегодня? Вопрос оказался не очень плохим, не так ли?

— Вопрос оказался очень профессиональным и очень хорошим.

— Я профессионал.

— Мы сообщим об указе немного позже. И мне бы хотелось, чтобы этот указ говорил сам за себя. Но я думаю, что он принесет много пользы всем, кого он коснется. Однако мы поговорим с вами об этом после того, как указ будет обнародован.

Что касается бедных кварталов, как вы знаете, я очень резко высказывался по этой проблеме в период предвыборной кампании. Я даже думаю, что это позволило мне набрать гораздо больше голосов афроамериканцев, чем многие рассчитывали. Я получил гораздо больше голосов, чем многие рассчитывали, включая множество голосов латиноамериканцев, и для меня это стало большой честью. И, кстати, если позволите, я получил гораздо больше голосов среди женщин, чем многие рассчитывали.

Итак, мы собираемся начать работу с бедными городскими кварталами, в частности решать их проблемы, касающиеся образования и уровня преступности. Мы постараемся как можно быстрее решить эти проблемы, хотя, как вы знаете, на это нужно много времени. Некоторые из этих мест формировались на протяжении ста и более лет, и многие из них менялись в худшую сторону.

Но мы собираемся уделить особое внимание здравоохранению и, что еще важнее, образованию. Кроме того, мы собираемся взяться за преступность. Очень грустно видеть, как в этих бедных районах процветает преступность. Я видел все это, я видел это собственными глазами. Дважды я лично столкнулся с этим. Люди запираются у себя в квартирах, опасаясь выходить на улицу даже днем. Они живут в аду. Мы не может такого допустить. Поэтому мы будем предпринимать самые решительные меры.

Это замечательный вопрос. Ситуация действительно очень сложная, и она существует уже очень много лет. Она усугубляется уже очень много лет. В нашей стране есть места, с которыми нам необходимо работать. Мы должны помочь афроамериканцам, которые зачастую застревают там — и латиноамериканцам. Огромное множество латиноамериканцев живут в таких бедных районах, они живут в настоящем аду.

Давайте посмотрим на статистику в Чикаго. Существует два города Чикаго, как вы знаете. Есть волшебный, роскошный и безопасный Чикаго. А есть Чикаго, который хуже, чем любое их тех мест на Ближнем Востоке, которые мы так часто обсуждаем и о которых мы ежедневно слышим в новостях. Поэтому мы собираемся начать работу с бедными городскими районами. У меня есть множество блестящих специалистов, готовых помочь в этой работе.

— Когда вы говорите о бедных городских районах, собираетесь ли вы, господин президент, привлекать СВС к вашим дискуссиям, касающимся этих городских районов и вашей городской программы?

— Собираюсь ли я привлекать кого?

— Собираетесь ли вы привлекать Собрание чернокожих в Конгрессе и Собрание латиноамериканцев в Конгрессе?

— Да. Хочу спросить, вы собираетесь организовать встречу? Вы хотите организовать нашу встречу?

— Нет.

— Это ваши друзья?

— Я всего лишь репортер.

— Нет, продолжайте, организуйте встречу.

— Я знаком с некоторыми из них, и я уверен, то они сейчас смотрят эту пресс-конференцию.

— Давайте договоримся о встрече. Я с большим удовольствием встречусь с представителями собрания чернокожих. Я считаю, что это замечательно — Собрание чернокожих в Конгрессе. Это замечательно. Я думал, что у меня должна была состояться встреча с конгрессменом Каммингсом, и он очень этому радовался, но потом он сказал, я не могу ничего сделать, это может плохо сказаться на моей политической карьере, я не могут прийти на эту встречу. Я был готов провести эту встречу. Мы несколько раз ему звонили, и он тоже был готов. Я говорил с ним по телефону. Очень приятный человек.

— Я слышал, что он тоже хотел с вами встретиться.

— Он хотел. Но мы звонили, звонили и звонили, но не могли договориться о встрече с ним. Каждый день я заходил и говорил, что хочу с ним встретиться. Потому что я хочу решить проблему. Но, наверное, Шумер или кто-то еще сказал ему — возможно, кто-то ему сказал — чтобы он не встречался с Трампом, потому что это плохо на нем отразится. И это тоже часть проблемы.

Хорошо, еще один вопрос.

— Да, господин президент, у меня два вопроса…

— Нет, только один вопрос. Мы не выдержим два вопроса. Собравшиеся не выдержат два вопроса. Задайте мне лучший их двух ваших вопросов.

— (неразборчиво) Он не касается вашей личности или убеждений. Мы говорим о (неразборчиво) по всей стране, что-то делается вашими сторонниками от вашего имени. Что вы…

— Могу я быть с вами откровенным? Это имеет отношение к расизму и другим ужасным вещам, которые сейчас совершаются. Часть этого сочиняют наши оппоненты. Вам об этом известно. Вы это понимаете? Вы же не думаете, что кто-то намеренно совершает подобные вещи. Некоторые вывески, которые вы видите, выставляются не теми, кому нравится Дональд Трамп, они выставляются нашими оппонентами, а вы принимаете все за чистую монету. Нет. Но такие вывески появляются, и наши оппоненты провоцируют гнев. Они демонстрируют вывески и рисуют плакаты, которые неуместны и неприемлемы. Но это не мои люди. Это делают люди, находящиеся на противоположной стороне, и они делают это, чтобы разозлить таких, как вы.

Продолжим.

— Вы стали президентом. Что вы собираетесь с этим делать?

— Кто спрашивает? Откуда? Встаньте, пожалуйста.

— Что вы собираетесь делать с той напряженностью, которая уже здесь обсуждалась?

— Я над этим работаю. Я упорно над этим работаю.

— Собираетесь ли вы выступить с речью?

— Нет, послушайте. Чтобы вы понимали, наша страна была совершенно разобщена на протяжении восьми лет и — давайте будет честными по отношению к президенту Обаме — задолго до этого. Наша страна была разобщена задолго до прихода президента Обамы. Не я разобщил нашу страну. Она была совершенно разобщена уже до моего прихода.

Мы собираемся упорно над этим работать. Один из заданных сегодня вопросов — я счел его очень хорошим — касался бедных городских кварталов. Я считаю, что это часть общей проблемы. Но мы собираемся работать над системой образования. Мы будем работать над отсутствием… мы собираемся остановить… мы собираемся остановить рост преступности. У нас есть великолепные эксперты в органах охраны правопорядка. Мы попытаемся остановить рост преступности. Мы не будем пытаться остановить, мы собираемся остановить преступность.

Но для меня это крайней важно. Не Дональд Трамп разобщил нацию. Было еще восемь лет президентства Обамы и много лет до президента Обамы. Мы жили в разобщенной стране. И я постараюсь — я сделаю все, что в моих силах, чтобы это исправить.

Я хочу поблагодарить всех присутствующих. Для меня беседовать с вами — это большая честь. Благодарю вас. Большое спасибо.

(аплодисменты)

The White House, США

Перевод ИноСМИ